χαίρει τις Θεόδωρος, ἐπεὶ θάνον· ἄλλος ἐπ᾿ αὐτῷ
χαιρήσει. θανάτῳ πάντες ὀφειλόμεθα.
Помер я — рад Феодор; а сам помрет, так другие
Будут рады тому. Все мы у смерти в долгу.
Интересно, что в зависимости от того, где стоит запятая в оригинале (т.е. она нигде не стоит, поскольку тогда запятые еще не придумали - но где ее представить), можно прочитать по-другому:
Помер я, Феодор - он и рад; а сам помрет, так другие
Будут рады тому. Все мы у смерти в долгу.
На английский переводят иногда так, иногда этак:
"A certain Theodorus rejoices because I am dead. Another shall rejoice at his death. We are all owed to death."
"Some man rejoices now that I, Theodorus, am dead; and some other will rejoice over his death. All of us are owed to death."
---
Я процитировал русский перевод по сборнику Петровского "Греческая эпиграмма" (1960). Но в более авторитетном сборнике серии Литпамятники "Греческая эпиграмма" (1993, Чистякова, отв. ред. Гаспаров) переведено заново так:
"Кто-то живет, когда я, Феодор, здесь в могиле. Умрет тот
Здравствовать будет другой. Все мы у смерти в долгу."
Никто более не радуется, только живут себе, здравствуют. Чей перевод вернее? Судя по европейским переводам, перевод Петровского, но были, возможно, причины изменить смысл в издании Чистяковой? Может, знатоки древнегреческого могут прокомментировать?
---
Еще одна идея, которая теряется, кажется, в русских переводах - в англ. "we are all owed to death", в пассивном залоге. То есть: не мы у смерти в долгу в том смысле, что мы должны ей выплатить, а мы сами - это и есть неоплаченные пока еще долги смерти. Не мы должны смерти, а нами.